Остатки потемневшего припая топорщились и быстро таяли на берегу бухты. Первые водоходы ошвартовались у стенки Магаданского порта и заслонили белыми корпусами призыв, заметный только с моря: "Уходите и возвращайтесь". Уцелевшие кое-где пласты спрессованного снега, насмерть пронизанные сокровенным теплом вулканических недр и солнечной радиацией, страшно проваливались под ногами, к восторженному ужасу удалой малышни.
Такую картину увидел футурограф Скидан, когда вернулся в город с Острова Скорби.
— Как у вас выражаются, докладывай, — улыбнулся Такэси Кампай.
— Сначала угостите кофеем.
— Ты, как всегда, вовремя, — Светлана осторожно наполнила чашку. — Гансик только что сварил.
''Гансик!'' — это Скидан сразу же отметил. Стерва была, стерва и осталась. Вот уж тут как тут: подсела, горячим бедром притиснула, заглядывает в глаза:
— Вас-с-ся… Ну, как там твои дела?
— Глухо, ребята, — ответил Скидан и оглядел всех. — Моя система там не сработает.
— Расскажи, — попросил Иван. — Я ведь там ни разу не был.
— И не бывай, — Скидан усмехнулся с горькой гримасой профессионала. — Ни в каком виде тебе это не надо… Короче, теоретически вы знаете, как там живут. Одиночные камеры и полный комфорт. Но — пожизненно. Концепция примитивная: убил однажды — будет убивать и дальше. Но ведь с ума сходят…
— Все сходят?
— Не все, но случаи бывают. В этом и проблема. Я предложил вот что. Психиатры выявляют таких, у кого склонность к помешательству, и применить к ним систему трудового исправления.
— Что такое "нары"? — спросил Ганс.
— Полки из досок, — опередила Светлана. — Спят на них.
— Уборная во дворе, — продолжал Скидан, — охрана, вышка, колючая проволока…
— Кроме охраны, — сказал Такэси, — ничего не понял.
Скидан объяснил. Кое-что пришлось нарисовать.
— Ого! — Ганс не скрыл удивления. — Где же вы взяли колючую проволоку?
— Они ее сами сделали, — Скидан оживился. — Там же все в миниатюре, на 32 человека. Шесть километров колючей проволоки — не бог весть какой труд.
— Вручную?
— Ну да. В этом весь смысл. Полностью ручной труд. Чем тяжелее, тем лучше. Чтобы человек оценил свободу и возненавидел заключение. А будет бояться заключения, будет себя впредь сдерживать. От семи до десяти лет строгого режима и — на свободу с чистой совестью.
— Каким же трудом ты их исправлял? — Такэси уже все понял и усмехался.
— Не исправлял. Только собирался. Хотел организовать сначала строительство дороги вокруг острова…
— Зачем?
— Для их же прогулок. А потом — постепенное выравнивание острова.
— Скальную породу — руками? — Иван выглядел ошеломленно. Ганс задумался. Глаза Такэси холодно улыбались. Светлана рвала салфетку на мелкие клочки.
— Зачем руками? — Скидан говорил научно-ровным голосом. — Отковали кирки, ломы, совковые лопаты…
— Это как — "совковые"?
— Вот так, — Скидан стал рисовать на салфетке. — Экскаватор ББКД — бери больше, кидай дальше.
Никто не улыбнулся.
— Ну и что же? — поторопил Такэси.
— Пока все готовили, — продолжал Скидан, — крутили, ковали, рубили, мотали, барак и вышку строили, нары сколачивали — они вкалывали и ни о чем не спрашивали. А когда их туда загнали и поставили часовых…
— С автоматами? — уточнила Светлана.
— А-а-а, — Скидан засмеялся. — Это, между прочим, целая эпопея…
— Что-что? — Такэси всегда чутко реагировал на новые слова.
— Эпопея? М-м-м… Светк…
— Удивительное приключение, — объяснила Светлана и глазами извинилась перед Скиданом за неточность перевода. Он ей кивнул и продолжал:
— Пришлось съездить туда… Где мы встретились. К тоннелю едва пролез на лыжах… Автомат сохранился нормально… Пришлось присвоить его конструкцию… Короче, изготовили вручную десяток штук. Зекам эта работа особенно понравилась… Больше всего возни, между прочим, — с патронами.
— Ну и дальше? — Такэси смотрел на него с жалостью.
— А дальше — все. После первой же ночевки, когда их вывели из барака, они заявили протест и потребовали, чтобы им вернули человеческие условия. Им было велено построиться и отправляться на работу. Они оживились, построились и пошли — интересно же, в первый раз… А когда им объяснили на месте, что надо делать и зачем, они бросили инструменты и стали совещаться. Потом объявили, что у них восстание…
— Староверческое словечко, — сказал Такэси.
— …и взялись за кирки, — продолжал Скидан. — Когда я дал над головами очередь из автомата, они бросились на охрану. Стрелять в них никто не смог…
— И ты? — Светлана вскинула на него глаза.
— И я… Ну, подрались маленько. Их было больше, разоружили они нас. Автоматы поломали, потом пошли лагерь ломать. Потом разошлись по камерам… Вот, собственно, и все.
Скидан выглядел печально и обескураженно.
Все переглянулись, не зная, как реагировать на его рассказ. Это длилось не более шести секунд, после чего Светлана захохотала, взмахнула рыжей гривой и навзничь повалилась на ковер.
— Вас-с-ся! Бедный! Футурограф ты наш! Это прекрасно!
Они хохотали все, а Скидан не мог: мешала свежесть воспоминаний. Но и обижаться он тоже не мог: этого здесь никто бы не понял. Хохотали ведь не над ним, а над ситуацией. Вероятно, это и в самом деле смешно для лабирийца: тридцать два головореза кирками выбивают автоматы у десятка охранников, но никого при этом не убивают и даже не калечат, хотя могли бы: к пожизненному заключению что прибавят?.. И после победоносного восстания, сломав орудия принуждения, мирно расходятся по одиночным камерам…