Колымский тоннель - Страница 43

Роман Кузьмич стал разглядывать огромный портрет. Изображен был отечески добрый пожилой мужчина с очень густыми бровями. На его темном пиджаке блестели пять звезд Героя — больше, чем у великого полководца Жукова! Это, впрочем, не удивило Романа Кузьмича. Скидан услышал как бы собственный голос, одобряющий изображение. Этот голос властно и дружелюбно посоветовал написать под портретом не "Планы партии — в жизнь!", а "Планы партии — планы народа". Затем Скидану показывали другие плакаты, на которых изображались бодрые рабочие, сельские механизаторы, ученые и учителя. Они несли знамена и плакаты с полупонятным призывом: "Слава КПСС!", с привычным "Слава труду!", с каким-то двусмысленным "Ни одного отстающего рядом!".

Был очень большой групповой портрет представителей всех профессий, под которым значилось: "Решения XXV съезда КПСС выполним досрочно!" К этому тексту художник аккуратно добавлял еще одну палочку, чтоб съезд получился XXVI.

— Хорошо, — услышал Скидан голос Романа Кузьмича. — А как будете выносить?

— Через окно, — был ответ.

Потом они спустились вниз и сели в черную приземистую машину, не похожую ни на одну из знакомых Скидану. Роман Кузьмич дружески велел шоферу: "На площадь Революции". Машина выползла из двора художественной мастерской на убогую деревянную улицу, мягко ухая на ухабах, выкатилась на асфальт и устремилась из тихой глубины квартала к более широкой и более благоустроенной улице, где мелькали, сверкая, разные легковые машины, тоже не знакомые Скидану.

Будущее? Светлое будущее? Или тоже сон, как все вокруг? Во всяком случае, это не была озабоченная одной пользой Лабирия с ее единственным плакатом "Чем ты ускорил Слияние?". Здесь было роднее и понятнее. На каждом столбе — пучок красных флажков. На зданиях — кумачовые лозунги уже знакомого и нового для Скидана содержания: "Нет — ядерной опасности", "Борьба за мир — дело всех и каждого", "Экономика должна быть экономной", " Мы — патриоты-интернационалисты". По множеству самих различных сочетаний пятиконечной звезды, серпа и молотка Скидан все увереннее догадывался, что он видит что-то свое, притом счастливое. Центр одного из широких перекрестков занимала обширная круглая клумба, посреди которой высился столб, окруженный обручем с объемными буквами: "Слава…" Чему или кому слава, прочесть не удалось, только разглядел над обручем серп, молот и звезду, а еще выше — объемный восклицательный знак.

"Вот нагородили! — уважительно подумал Скидан. — Богато живут…

Машина мчалась без остановок, милиционеры в незнакомой Скидану форме с легким поклоном отдавали честь, пассажир с водителем молчали. Проспект полого спускался с невысокого холма, за поворотом открылась площадь с памятником, явно знакомым Скидану. Он чуть не вскрикнул: "Да это же Ленин!", но по изображению за окнами лимузина пробежала волна, и он, спохватившись, расслабился. Качество чудного фильма восстановилось, однако теперь Скидану стоило большого усилия не напрячься снова. Машина резко тормозила перед толпой людей, заполнившей всю улицу.

"Демонстрация!" — Скидан вспомнил, что скоро ведь Первое мая.

Вместе с пассажиром он вылез из лимузина в полусотне метров от демонстрации, которую, как оказалось, сдерживал милицейский заслон. Толпа закрывала машине проезд к новому, очень торжественному, из стекла и белого камня зданию, похожему на Главное управление "Дальстоя" НКВД, на высоченном фронтоне которого красовался разноцветный герб Советского Союза (тут уж Скидан ошибиться не мог!), а еще выше гордо реял огромный алый стяг на тонком блестящем древке — изящно невесомый на легком солнечном ветру.

Толпа стояла молча. Она держала над головами и не давала милиции транспаранты — длинные ленты из дешевого кумача. Скидан читал глазами своего проводника: "Прекратите войну в Афгане!", "Верните наших сыновей!", "Дайте народу гласность!", "Где сахар, спички, мыло?", "Партия, дай порулить!", "Вся власть — советам!", "Привилегии аппарата — старикам, детям и больным!".

За этими лозунгами не было целиком видно других: "Долой…", "Никогда…".

Толпа стояла молча.

Проводник Скидана поглядел всего несколько секунд и юркнул в машину.

— На обед!

Скидан дернулся, изображение пропало. В светящейся дымке грота стало темно, затем вспыхнула лампочка торшера, и в ее свете Скидан узнал голую руку Романа Кузьмича. Раздался женский голос:

— Рома, ты что?

— Сон идиотский, — ответил Роман Кузьмич.

— Расскажи.

— Да ну его.

— Ну расскажи, а то опять приснится.

— Да был сегодня в худфонде, смотрел наглядную агитацию к празднику. И приснилось, будто еду оттуда, посмотреть, как оформили площадь Революции, а там толпа с лозунгами. Понимаешь, несанкционированная демонстрация! Лозунги идиотские… Милиция стоит, ничего не делает. И к обкому не проехать…

— Не бойся, — на Скидана смотрела очень красивая женщина в пышном пеньюаре. — Мы с тобой до таких демонстраций не доживем.

— Надеюсь, — Роман Кузьмич полез рукой в вырез пеньюара. Женщина погасила свет, и Скидану пришлось некоторое время обдумывать в темноте, как выбраться из неловкого положения. Если до этого был сон, то сейчас явь? Или сейчас воспоминание? Тогда до этого был сон во сне? Где? Чей? Когда? И почему здесь?.. Да ну их на…

Ничего не придумав, предельно удивленный сном ответработника, Скидан решил, пока эти двое возятся в темноте, сделать несколько приседаний, чтобы размять оцепеневшее тело — все равно